Чарльз Ледбитер "Монада" (статья, опубликованная в журнале "Теософист, с прим. пер. K.Z.)
Информация, приводящаяся в теософической литературе на тему
монады, весьма скупа. Мы не находимся сейчас в таком положении, чтобы
значительно расширить её, но изложение той точки зрения, которая распространена
среди нас в настоящее время, может избавить изучающих от некоторых неясностей,
которые часто проявляются в присланных нам вопросах.
Заблуждения по этому вопросу неизбежны, поскольку мы
пытаемся понять физическим мозгом то, что не может быть выражено в понятиях,
ему доступных. Монада обитает на втором плане в нашей системе планов, который
иногда называют паранирваническим или анупадака. Нелегко словесно выразить
каждое понятие такого высокого плана, как этот, поскольку каждая попытка даже
символически показать соотношение планов и миров одного к другому требует
громадных усилий воображения в направлении, с которым мы вовсе незнакомы.
Позвольте нам предположить, что должно существовать сознание
Логоса <в оригинале Deity, т.е. "божество", но поскольку в русском
языке оно имеет "уничижительный" характер, мы используем слово
"логос", широко использующееся в том же смысле в теософической
литературе — прим. пер.> — сознание нашего Солнечного Логоса почти вне
всяких миров, планов или уровней, которые мы только можем себе представить. Мы
можем только неопределённо думать о таком типе трансцедентального Сознания, для
которого пространства более не существует, для которого всё (по меньшей мере в
Солнечной Системе) присутствует одновременно, не только в текущем состоянии, но
и во всех стадиях эволюции от начала до конца. Мы должны думать об этом
Сознании как о создающем для Своего пользования эти миры различных типов материи,
и тогда подумаем о том, что оно по своей воле облекает Себя этой материей, при
этом сильно ограничивая себя. Принимая на себя покрытие из материи даже высшего
из этих миров, Оно явно налагает на себя определённое ограничение; и почти
также ясно, что любое дополнительное покрытие, вовлекающее Его всё глубже и
глубже в материю, должно это ограничение увеличить.
Один способ попытаться выразить это символически, который
может нам помочь, связан с тем, что мы называем измерениями пространства. Если
мы сможем представить бесконечное количество этих измерений, то каждое
опускание с высшего уровня на низший лишает нас сознания одного из этих измерений,
пока, по достижении ментального плана мира, у нас не останется способность наблюдать
только пять из них. Опускание на астральный уровень отнимет ещё одно, а
дальнейшее опускание на физический уровень оставит нам три знакомые нам. С
целью только получить представление о том, что значит потеря дополнительных измерений,
мы должны представить жизнь существа, чьи чувства способны воспринимать только
два измерения, и в каком отношении его сознание будет отличаться от нашего —
тогда можно понять, что такое потеря одного измерения в нашем сознании. Такое
упражнение воображения быстро убедит нас, что двухмерное существо вообще
никогда не сможет поучить адекватного представления о нашей жизни, оно будет
осознавать её по частям, и его представление даже об этих частях будет сплошным
заблуждением. Это позволяет нам видеть, насколько неадекватным должно быть наше
представление даже о плане или мире, непосредственно высшем, чем наш; и увидеть
сразу безнадёжность ожидания полного понимания монады, которая поднята на много
планов или миров выше, чем точка, с которой мы пытаемся её рассматривать.
Нам может помочь рассмотрение метода, при помощи которого
Логос построил эти планы. О Его методе мы говорим со свей почтительностью,
полностью осознавая, что мы можем рассмотреть только незначительный фрагмент
Его работы, при том ещё, что нам этот фрагмент видим снизу, в то время, как Он
смотрит на него сверху. Мы более или менее уверены говоря, что Он посылает от
себя волну силы или влияния особого рода, которая формует существовавшую первобытную
материю в определённые формы, которым мы дали название атомов.
В этот мир, или план, уровень, изготовленный таким образом,
приходит вторая жизненная волна энергии Логоса, для неё ранее созданные атомы являются
объективно существующими вне её, и она строит из них формы, которые она
населяет. В это время первая, направленная вниз, волна приходит снова,
спускаясь через только что сформированный план или уровень, и делает уже
другой, низший план, с атомами немного более крупными и плотными, но намного более
тонкими, чем самая тонкая материя, о которой мы можем иметь представление.
Тогда в этот второй мир приходит вторая волна и снова находит материю,
являющуюся для неё объективной, и снова строит из неё свои формы. И так процесс
повторяется, и материя становится всё плотнее и плотнее с каждым миром, пока
наконец мы не достигнем физического уровня. Эта мысль поможет нам избежать
затруднения, связанного с тем, что на каждом из этих уровней вторая, "одушевляющая",
волна находит материю, из которой она строит свои формы, уже оживлённой первой.
Этот процесс одушевления форм, выстроенных из уже оживлённой
материи, продолжается, охватывая минеральное, растительное и животное царства,
но когда мы подходим к моменту индивидуализации, которая отделяет высшее
животное проявление от низшего человеческого, имеет место любопытное изменение:
то, что до этого было одушевляющей жизнью, само становится объектом одушевления
— оно строит форму, в которое входит "я", и становится зависимым от
него. Это "я" поглощает в себя весь опыт, который имела материя
каузального тела, так что при этом ничего не пропадает, и несёт его через века
своего существования. Оно продолжает процесс формирования тел на более низких
планах из материала, оживлённого первой волной Третьего Аспекта Логоса, но
достигает наконец уровня эволюции, на котором каузальное тело — самое плотное
из тех, что ему требуются; когда этот момент достигается, мы и наблюдаем
монаду, которая представляет третье проявление Первого Аспекта Логоса,
находящееся в теле, скомпонованном из материи, одушевлённой его вторым проявлением.
На значительно более поздней стадии развития вышеописанный
процесс повторяется ещё раз, и "я", которое одушевило столько форм в
течение этого периода, становится само лишь проводником и одушевляется в свою
очередь теперь полностью активной и пробуждённой монадой. И здесь, как и ранее,
в "хозяйстве" природы вовсе ничего не теряется. Весь разнообразный
опыт, накопленный "я", все блестящие качества, развитые им -всё это
переходит в монаду и находит там гораздо более полную реализацию, чем могло
дать "я".
Мы не можем иметь верного представления о состоянии сознания
Солнечного Логоса вне планов его системы. О нём говорят, как о божественном
огне — если принять это символическое обозначение, то можно представить, как
искры этого огня падают в материю наших планов — эти искры состоят из эссенции
этого огня, но временно от него отделены. Аналогию тут нельзя проводить слишком
далеко, поскольку обычные искры, будучи отделены от породившего их огня,
постепенно затухают и гаснут, в то время как эти медленно эволюционируют в пламя
и возвращаются к огню, от которого произошли. Это развитие и это возвращение
очевидны и являются той целью, ради которой они вышли, а процесс развития и
есть то самое, в чём мы пытаемся в настоящее время разобраться.
Кажется, что такая искра, как эта, не может облачить себя в
достаточной мере — она не может спуститься ниже того, что мы называем вторым
планом и при этом сохранить свою цельность. Трудность, с которой мы
сталкиваемся, заключается в том, что мы пытаемся составить своё представление о
предмете, в то время как никто из исследователей не может поднять своё сознание
до этого второго плана. В принятой сейчас терминологии мы называем его
монадическим, поскольку он является домом для монады, но никто из нас ещё не
может осознать эту монаду в себе самом — можно только видеть её в том
состоянии, когда она спустилась на план или уровень, который ниже её собственного,
где она проявляет себя как тройственный дух, который в наших ранних книгах
назывался Атма в человеке. Её природу затруднительно понять — имея три вполне определённых
аспекта, которые кажутся различными, она в то же время едина.
В других книгах было описано, что один из этих трёх аспектов
(правильнее сказать, монада в её первом аспекте) не спускается или не может
спуститься ниже своего духовного уровня; но в то же время в своём втором
аспекте она может спуститься в материю следующего, низшего мира (мира интуиции
<План Буддхи — прим. пер.>), и когда этот аспект сформировал вокруг себя
материю этого уровня, то мы называем это божественной мудростью в человеке или
интуицией. Тем временем третий аспект (или, скорее, монада в своём третьем
аспекте) тоже спускается на этот план интуиции и облекает себя его материей,
принимая форму, которой ещё не присвоено имя в нашей литературе, но это также
движется вперёд и вниз ещё на один уровень, покрываясь материей высшего
ментального мира — тогда мы называем это интеллектом человека. Когда это
тройственное проявление на трёх уровнях развивается и показывает себя, как дух,
интуицию и интеллект, мы даём ему имя "я" и это "я"
принимает на себя проводник, построенный из материи высшего ментального плана,
который мы называем каузальным телом. Это "я", действующее таким
образом в каузальном теле, в нашей ранней литературе называлось "высшим
я" и иногда также душой. <Термин ego, применяемый Ледбитером,
малоупотребителен в современной теософической литературе, поскольку современная
психология придаёт этому слову совсем другое значение. Потому во избежание
путаницы используется термин "душа", как в книгах Алисы Бэйли,
"я" или "высшее я". — прим. пер.>
Мы видим здесь "я", как проявление монады на
высшем ментальном плане, но мы должны понять, что это бесконечно далеко от
того, чтобы быть её совершенным проявлением. Каждое опускание с плана на план
значит гораздо больше, чем просто сокрытие духа — это действительное уменьшение
количества духа, который выражен. Конечно, использование слова
"количество" при разговоре о таких материях вовсе неправильно и может
только ввести в заблуждение, но при попытке выразить такие высокие понятия
человеческим языком нельзя полностью избежать несоответствий — чтобы дать
физическому мозгу наиболее близкое описание того, что происходит, когда монада
вовлекает себя в материю духовного плана, лучше всего будет сказать, что только
часть её может быть показана здесь, и даже эта часть должна быть представлена в
трёх отдельных аспектах вместо великолепной совокупности, которую она на самом
деле представляет собой в своём мире. Так что когда второй аспект тройственного
духа спускается на один уровень и проявляется как интуиция, он не целиком
проявляется, но только часть его. И когда третий аспект спускается двумя
планами ниже и проявляет себя, как интеллект -это только часть части того, чем
на самом деле является интеллект как аспект монады. Также и "я" — не
скрытое проявление монады, но скрытое представление незначительной её части.
Как наверху, так и внизу. Как "я" относится к
монаде, так и личность относится к "я". Так что со временем, когда вы
достигли личности, с которой мы должны иметь дело в физическом мире, дробление
продолжается столь далеко, что часть, которую мы можем видеть, неизмеримо
меньше той реальности, которую она так неадекватно представляет. И при помощи
этого смехотворно малого фрагмента мы пытаемся понять целое! Трудности,
встречаемые нами при попытке понять монаду имеют ту же природу, как и те, с
которыми мы сталкиваемся, когда пытаемся схватить идею "я", но они
гораздо больше. В ранние годы существования Теософического Общества было много
дискуссий об отношении низшего и высшего "я". В те дни мы не понимали
доктрину так, как понимаем сейчас — мы не схватили того, что нам дало
длительное изучение. Я говорю о группе изучающих в Европе, имевших за собой
христианские традиции и неопределённые идеи, связываемые христианством со
словом "душа".
Рядовой христианин, конечно, не отождествляет себя со своей
душой, но считает её чем-то привязанным к нему неопределённым способом — будто
это некая часть, ответственная за его спасение. Обычно никто из рядовых
последователей этой религии не имеет ясного представления о смысле этого слова,
но может описать это, как его бессмертную составляющую, хотя в обычном
разговоре он говорит о ней как о чём-то, чем он владеет, отдельном от него. В
Евангелии Богородица говорит: "Величит душа моя Господа; и возрадовался
дух мой о Боге, спасителе моём". Она делает здесь различие между душой и
духом, как и св. Павел, но она говорит об их обоих, как о свои принадлежностях,
а не как о себе. Она не говорит: "Я, как душа, возвеличиваю; я, как дух, радуюсь".
Это может быть просто языковым вопросом — насколько неточно наш бедный язык
может описывать эту трудноопределяемую идею. Эта идея всегда носилась в воздухе
в Европе, и без сомнения мы испытали на себе её влияние и на первых порах подменяли
"душу" термином "высшее Я".
Поэтому мы использовали такие выражения, как "глядя
вверх на высшее Я", "слушая наущения высшего Я" и так далее. Я
помню, что мистер Синнет иногда говорил о высшем "я" в несколько
пренебрежительном тоне, замечая, что ему следовало бы проявлять больше
внимания, чем можно заметить, к несчастной личности, которая внизу борется в
его интересах, и шутливо предлагал организовать общество для просвещения наших
высших "я". И только постепенно мы пришли к пониманию, что высшее
"я" — это и есть человек, а то, что мы видим здесь внизу, есть только
малая часть его. Только мало-помалу мы поняли, что есть только одно сознание, и
то, низшее, хотя и является несовершенным выражением высшего, ни в коем случае
не отделено от него. Мы обычно думали о поднятии "себя" до тех пор,
пока не сможем объединить себя с той славной высшей сущностью, не осознавая,
что это высшее и есть наше настоящее "я", и что объединить высшее с
низшим на самом деле значит открытие низшего таким образом, чтобы высшее могло
работать в нём и через него.
Чтобы основательно проникнуться теософическими идеями,
требуется время. Не только обычное чтение книг и даже не усердное их изучение
делают нас настоящими теософами — потребуется время на то, чтобы научиться быть
частью себя. Мы можем замечать это постоянно на примере новых членов. Люди
присоединяются к нам — люди проницательного ума и глубочайшей веры,
действительно желающие сделать всё возможное для теософии и впитать её
настолько быстро и полно, насколько это возможно; и при всём рвении, с которым
они изучают наши книги, они не могут сразу же оказаться в таком же положении,
как более старые члены общества, и будут время от времени показывать это,
допуская некоторые грубые замечания, вовсе не гармонирующие с теософическим
учением. Я вовсе не полагаю, что обычное течение времени может произвести
соответствующий эффект — очевидно, что если человек, который не занимается
изучением, будет членом в течении двадцати лет, то по прошествии этого времени
он лишь немного продвинется, но тот, кто терпеливо изучает и долгое время живёт
со знающими людьми, входит вскоре в дух теософии, или лучше сказать — дух
теософии входит в него.
Конечно, это очевидно, что новые члены должны не прерывать
свою учёбу, а попытаться понять учения с разных точек зрения. Год за годом все
мы движемся к тому, чтобы наше отношение ко всему приближалось к состоянию тех,
кто старше нас, и это достигается в основном через объединение и разговоры с
этими изучающими. Учителя знают почти бесконечно больше, чем высшие из Их
учеников, и также эти лучшие продолжают изучение вместе с Ними; мы же, низшие
ученики, знаем намного меньше, чем те, которые стоят выше, и мы в свою очередь
учимся, объединяясь с ними; и таким же образом те, кто не достиг даже нашего
уровня, могут научиться кое-чему в сотрудничестве с нами. Таким образом всегда
более старые члены могут помогать новым, и эти последние должны многому
научиться от тех, кто уже прошёл лежащую перед ними дорогу. Именно таким
постепенным способом мы пришли к пониманию высшего и низшего "я".
Если мы попытаемся выразить отношение личности к
"я", то лучше всего будет сделать это, сказав, что первое — фрагмент
последнего, крохотная часть его, выражающего себя со значительными трудностями.
Мы встречаем человека на физическом плане, говорим с ним — и думаем, и говорим,
что знаем его. Было бы немного ближе к истине, если бы мы сказали, что знаем
тысячную часть его. Даже если развито ясновидение, причём развито на уровне
каузального тела, и человек смотрит на каузальное тело другого — даже тогда,
хотя он видит проявление "я" на его собственном плане, он всё ещё
далёк от того, чтобы видеть настоящего человека. Я пытался при помощи иллюстраций
в "Человеке, видимом и невидимом" дать некоторое отображение одной
стороны аспекта этих высших тел, но эти иллюстрации на самом деле абсолютно неадекватны
— они могут дать только тусклый набросок настоящего предмета. Когда кто-либо из
наших читателей развивает астральное зрение, он может вполне резонно заметить
нам, подобно царице Савской, сказавшей царю Соломону "И половины не было
сказано мне", на что он может сказать: "Вот вся слава и вся красота,
которая окружает меня во всех направлениях и кажется вполне естественной,
должно быть легко дать лучшее описание этого." Но когда, увидев и пережив
всё это, он возвращается в своё физическое тело и пытается описать это в
физических словах, то я думаю, что он встретит те же трудности, с которыми мы
сталкивались.
Надо помнить что даже когда, используя зрение каузального
тела, человек смотрит на каузальное тело другого, он видит вовсе не
"я", но всего лишь материю высших подразделений ментального плана,
которая выражает качества "я". Эти качества действуют на материю,
заставляют её возмущаться с различными скоростями, производя таким образом
цвета, наблюдая за которыми, можно определить характер человека. На этом уровне
характер — это совокупность хороших качеств, развитых человеком, поскольку
никакие злые свойства не могут выразить себя в столь тонкой материи. Наблюдая
такое каузальное тело, мы знаем, что оно имеет в себе все качества Логоса —
конечно, все добрые качества, — но не все они развиты, пока человек не
достигает очень высокого уровня. Когда плохая черта характера проявляет себя в
личности, то примем, что о ней будет свидетельствовать то, что противоположное
ей хорошее качество ещё не развито в "я"; оно существует в нём, также
как и в каждом, но ещё не вызвано к действию. Когда же оно активизировано, то
его интенсивные вибрации действуют на низшие тела, и уже невозможно, чтобы
противоположное зло могло снова найти в них место себе.
Если мы в данный момент примем, что "я" — это
истинный человек, и посмотрим на него на его собственном плане, то увидим, что
это действительно славное существо — здесь, внизу, мы сможем охарактеризовать
его разве что, как этакого великолепного ангела. Но выражение этого красивого
существа на физическом плане может отстоять далеко от всего этого — это и
должно быть так, поскольку, во-первых, это всего лишь крошечная частица, и
во-вторых, потому что она безнадёжно стиснута условиями своего существования.
Представьте человека, засунувшего палец в дырку в стене, или в маленькую
железную трубу, так, что он не может даже согнуть его — как много себя, как
целого, он сможет выразить посредством этого пальца в таких условиях? Очень
похожа на это судьба той части "я", которая спущена в плотное тело.
Это настолько малая часть, что она не может представлять целое; она настолько
стиснута и заперта, что не может даже выразить, что она собой представляет. Это
грубое сравнение, но оно может дать некоторое представление об отношении
личности к "я".
Давайте теперь представим, что палец обладает своим
собственным сознанием, и тогда, будучи отделён от тела, он на время забывает,
что является частью этого тела; тогда он забывает и свободу более широкой жизни
и пытается приспособиться к этой дыре — покрывать её стены позолотой и делать
её приятной дырой, добывая деньги, собственность и т. п., не осознавая, что он
начинает жить, только когда выводит себя из этой дыры окончательно и осознаёт
себя частью тела. Когда мы выводим себя ночью из этой особой дыры и живём в
наших астральных телах, мы гораздо менее ограничены и гораздо ближе к своему
настоящему "я", хотя всё ещё имеем две оболочки наши астральные и
ментальные тела — которые не дают нам быть полностью самими собой, проявленными
во всей полноте. Но всё же, в этих условиях мы значительно свободнее и нам
намного легче познавать реальность, поскольку физическое тело — наиболее мешающее
и стесняющее из всех и налагает на нас самые большие ограничения.
Нам помогло бы рассмотрение каждого из ограничений в
отдельности, хотя это нелегко. Надо осознать, что в астральном теле мы можем
быстро двигаться сквозь пространство — не мгновенно, но всё же быстро, так что
в две или три минуты мы могли бы совершить кругосветное путешествие. Но даже
тогда мы не сможем попасть куда-либо, не проходя через пространство, отделяющее
нас от этого места. Мы можем на этом уровне входить в контакт с другими людьми,
которые находятся в своих астральных телах. Все их чувства лежат открытыми
перед нами, так что они не могут утаить их от нас, однако они могут сделать это
в отношении своих мыслей. Мы видим в этом мире много больше земных обитателей
тех, кого мы называем мёртвыми, высших природных духов, ангелов желания и
многих других. Зрение на этом плане позволяет нам заглянуть внутрь любого
предмета и посмотреть в недра Земли; так что тут наше сознание расширяется во
многих отношениях.
Теперь продвинемся на шаг дальше. Если мы научимся
пользоваться возможностями ментального тела, мы вовсе не потеряем те низшие
способности, поскольку высшие включают их в себя. Мы сможем тогда перемещаться
из одного места в другое со скоростью мысли, видеть мысли своих товарищей, так
что обман не становится более возможным; мы сможем видеть высшие подразделения
ангелов, а также огромное множество тех, кто окончив астральную жизнь, населяет
небесный мир. Поднявшись ещё на шаг и используя чувства каузального тела, мы
найдём дальнейшие чудеса, ждущие нашего исследования. Если мы посмотрим на
своего товарища, то его тело, которое мы увидим внутри яйцеобразной формы,
более не будет похоже на его теперешнее или последнее физическое тело, как это
имеет место на астральном и ментальном планах. То что мы видим теперь — это
Аугёид, прославленный человек, который не является образом какого-либо из своих
прежних физических тел, но содержит в себе эссенцию всего, что было лучшего в
каждом из них — тело, которое более или менее совершенно показывает, каким
должен быть человек по замыслу Логоса. Наблюдая это тело, мы можем видеть
стадию эволюции, которой достиг человек, увидеть его историю, и на некоторое
расстояние мы можем также наблюдать будущее, его ожидающее.
Ученики часто удивляются — если это так, то как же плохие
качества, которые человек проявляет в одной жизни, могут так часто
присутствовать и в последующих жизнях. Дело тут не только в том, что
противоположное хорошее качество неразвито и существует возможность для плохих
влияний действовать на человека в этом определённом направлении, но также и в
том, что человек несёт с собой из жизни в жизнь постоянные атомы своих низших
тел, а они стремятся воспроизвести качества, проявленные в его предыдущих
воплощениях. Тут могут спросить: "Почему надо нести эти постоянные
атомы?" Потому что это необходимо для эволюции; потому что развитый
человек должен быть господином всех планов. Если бы было мыслимо, что он может
развиваться без этих постоянных атомов, он бы, возможно, стал прекрасным архангелом
на высших планах, но был бы абсолютно бесполезен в этих низших мирах, поскольку
он отрезал бы от себя силу чувства и мысли. Так что мы должны не терять постоянные
атомы, но очищать их.
Задача, стоящая перед большинством из нас, заключается в
осознании того, что "я" — это настоящий человек, и ему мы и должны
создать условия для работы, а не той фальшивой личности, с которой мы себя
обычно отождествляем. Для нас легко почувствовать: "Я зол; я ревную",
в то время как на самом деле то, что толкает нас к злости или ревности — всего
лишь чувственный элементал, который тоскует по сильным и грубым возмущениям,
которые помогают ему продвигаться по пути нисхождения в более плотную материю.
Мы должны осознать, что истинный человек никогда не может быть столь глупым,
чтобы желать такого рода вибраций, поскольку он никогда не может желать ничего,
кроме того, что будет хорошо для его эволюции или поможет эволюции других. Вот
человек говорит, что возбуждён страстью. Дайте ему подождать и подумать:
"Это на самом деле я?" И он обнаружит, что это вовсе не он, а нечто
другое, что пытается захватить контроль над ним и заставить его чувствовать
это. Он имеет право и обязанность отстоять своё право на независимость от этой
вещи и провозгласить себя свободным человеком, продолжая путь эволюции, который
Бог наметил для него.
Таким образом, наше дело сейчас — осознать себя как
"я", но когда это будет в полной мере сделано, и низшее станет ничем
иным, как совершенным инструментом в руках высшего, нашим долгом будет
осознать, что даже "я" ещё не является истинным человеком. Ведь
"я" имело начало — оно существует с момента индивидуализации; а что
имеет начало, должно иметь и конец. Поэтому даже "я", существующее с
тех пор, как мы покинули животное царство, также непостоянно. Тогда, что ли, в
нас нет ничего, что продолжает существование и не имеет конца? Есть Монада,
искра божия, которая воистину является частью Бога, атомом Логоса. Это грубые и
неточные выражения, несомненно, но в данное время я не знаю другого способа
провести эту идею, кроме как такими словами. Хотя каждая монада в буквальном
смысле часть Бога, очевидно временно отделённая от него, пока она заключена в
оболочках материи, но на самом деле она никогда не отделяется от него даже на
мгновение.
Она не может быть отделена от Бога, поскольку сама материя,
которой она покрывает себя, есть также проявление божественного. Нам иногда
материя кажется злом, потому что она тянет нас вниз, связывает наши способности
— кажется, что она тянет нас назад по нашей дороге, но следует помнить, что это
только потому, что мы ещё не научились управлять ею, потому что не осознали,
что она тоже божественна в своей основе, поскольку нет ничего, кроме Бога. Один
суфийский мудрец сказал мне однажды, что это — его интерпретация ежедневного
крика муэдзина, который звучит с минаретов по всему исламскому миру: "Нет
бога кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его". Он сказал мне, что по его
мнению, истинный мистический смысл первой части этого крика был "Нет ничего,
кроме Бога". И это бесконечно правильно — мы знаем, что всё что приходит,
от него; и что к нему в один прекрасный день всё вернётся, но находим
затруднительным осознать, что всё находится в нём прямо сейчас, и что это в нём
вечно пребывает. Всё есть Бог — даже чувственный элементал и те вещи, о которых
мы думаем, как о злых; поскольку многие волны жизни исходят из него и не все
они движутся в одинаковом направлении.
Мы, будучи монадами и принадлежа к ранней волне, являемся в
некоторой мере более полными выражениями его в нашем сознании, чем эссенция, из
которой сделан чувственный элементал. В ходе нашей эволюции всегда есть
опасность, что человек будет отождествлять себя с точкой, в которой он наиболее
полной мере сознателен. Большинство людей сейчас более сознательны в своих
чувствах и переживаниях, чем где-либо ещё, и из этого чувственный элементал
ловко извлекает выгоду и старается побудить человека отождествлять себя с этими
желаниями и эмоциями.
Когда же человек поднимается на несколько более высокий
уровень, и его основной деятельностью становится умственная, здесь остаётся
опасность, что он станет отождествлять себя со своим разумом; и только осознав
себя, как "я" и сделав это самым сильным пунктом концентрации своего
сознания, он сможет полностью отождествить себя с ним. Когда он делает это, он
достигает цели своих нынешних усилий, но незамедлительно он должен возобновить
свои усилия на высшем уровне и попытаться постепенно осознать истинность того
положения, которое мы изложили вначале — как личность относится к
"я", так и "я" к монаде. Бесполезно на нашем этапе пытаться
обозначить шаги, которые он должен будет предпринять с целью сделать это, или
стадии сознания, через которые он пройдёт. О них можно составить некоторое
понятие, применяя древнее правило, говорящее, что то, что внизу — всего лишь
отражение того, что существует в высших мирах; так что шаги и этапы должны быть
в некоторой мере повторением на высшем уровне тех, которые были уже проделаны
при наших действиях на низком уровне.
Мы можем лишь почтительно предположить (поскольку здесь мы
попадаем далеко за пределы достоверного знания), что когда мы окончательно и
полностью осознаем, что монада — это и есть истинный человек, мы снова найдём
дальнейшее и более блистательное расширение — мы обнаружим, что искра никогда
не была отделена от огня, но как "я" стоит за личностью, как монада
стоит за "я", так и сам логос Солнечной системы стоит за монадой.
Скорее всего, так может продолжаться и на ещё более высшем уровне, и ещё более
непознаваемый, высший логос стоит за солнечным, а за ним, ещё через несколько
ступеней, должно стоять над всеми самый высший. Но тут уже даже мысль не может
правильно работать на нас, посему молчание будет здесь наиболее уместно.
Но по меньшей мере на время монада является нашим личным
богом, богом внутри нас, который создаёт нас здесь внизу как своё проявление на
всех этих бесконечно более низких уровнях. Как не можем мы сказать, что представляет
собой её сознание на своём собственном плане, так и не можем понять это, даже
когда она покрывается своей первой оболочкой и становится тройственным духом.
Единственный способ понять такие вещи — это подняться на их уровень, и стать
единым с ними. Когда мы сделаем это, то станем их воспринимать, но даже тогда
нам никак не удастся объяснить то, что мы знаем, кому-нибудь другому. Именно на
этой стадии, стадии тройственного духа, мы впервые сможем увидеть монаду, и
тогда она предстанет как тройной свет ослепляющего великолепия, уже имеющий на
этом этапе определёнными качества, благодаря которым одна монада чем-то
отличается от другой.
Часто ученик спрашивает: "Но что мы должны делать с
этим, когда мы здесь, внизу — с этим неизвестным великолепием, которое так
далеко над нами?" Это естественный вопрос, но на самом деле он
противоположен тому, который должен быть задан; поскольку истинный человек —
это монада, то скорее следовало спросить "Что могу сделать я, Монада, с
моим "я", а через него — со своей личностью?" Это будет правильным
отношением, поскольку это выразит действительность, но мы не можем искренне принять
это, поскольку не можем этого осознать. Мы уже можем сказать себе: "Я
знаю, что я — монада, хотя сейчас и не могу это выразить; я знаю, что я —
"я", всего лишь часть этой монады, но всё же неизмеримо большая, чем
то, что я знаю о себе, как о личности здесь. Я буду всё более и более пытаться
осознать себя, как эту высшую и большую сущность; более и более я буду пытаться
сделать это низшее представление себя достойным своей истинной судьбы; больше и
больше я буду смотреть туда, чтобы это моё низшее начало было готово схватить
малейший намёк или шёпот сверху, чтобы следовать предложениям "я",
которые мы называем интуицией; чтобы различить Голос Безмолвия и повиноваться
ему".
Ведь Голос Безмолвия всегда не один и тот же, он изменяется
по мере того, как мы сами эволюционируем; или скорее лучше будет сказать, что
на самом деле это всегда одно и то же -голос Бога, но он приходит к нам на
разных уровнях, в то время как мы растём. Сейчас для нас это — голос
"я", обращённый к личности, потом он будет голосом монады, обращённым
к "я", а позднее — голос Логоса, говорящий монаде. Возможно, что
между этими двумя последними этапами может быть промежуточный, на котором голос
одного из семи великих "министров" Логоса может говорить монаде, а
сам Логос может говорить своему "министру"; но всегда Голос Безмолвия
имеет божественное происхождение. <Министры — для русского языка слово не
вполне удачное, иначе они называются "духами перед престолом". —
прим. пер.>
Полезно, чтобы мы научились различать этот голос — голос,
который говорит сверху, и в то же время изнутри; ведь иногда и другие голоса
говорят, и их советы не всегда мудры. Медиум сталкивается с этим — поскольку он
не натренировался различать, то часто думает, что каждый голос, приходящий с
астрального плана, должен быть обязательно божественным, и поэтому ему надо
следовать без колебаний. Поэтому умение различать также необходимо, как
осторожность и послушание.
Совершает ли монада, в случае обычного человека, что-нибудь
такое, что действует или может действовать на его личность? Я думаю, мы можем
сказать, что такое влияние в большинстве случаев не характерно. "Я"
пытается, в интересах монады, достичь полного контроля над личностью и
использовать её как инструмент, и поскольку это ещё не полностью достигнуто, то
монада чувствует, что ещё не пришло для неё время вмешиваться со своего
собственного уровня и задействовать всю свою силу, поскольку та, которая уже в
действии, более чем достаточна для достижения требуемой цели. Но когда
"я" начинает преуспевать в своих попытках управлять низшими телами,
истинный человек иногда вмешивается, оставаясь на заднем плане.
В ходе различных исследований нам пришлось изучить несколько
тысяч человеческих существ, но мы нашли следы такого влияния лишь в немногих.
Наиболее яркий пример этого приводится в двадцать девятой жизни Алкиона, когда
он пообещал перед господом Гаутамой посвятить себя в будущих жизнях достижению
степени Будды с целью помочь человечеству. Это показалось нам весьма актуальным
и настолько интересным, что мы решили провести исследование. Это было обещание
на отдалённое будущее, так что, очевидно, что личность, посредством которой оно
было дано, никак не могла сдержать его; и когда мы поднялись проверить, какую
роль в этом играло "я", обнаружили, что сам он, хотя и сам относился
к этой идее с энтузиазмом, был побуждён к этому более могучей силой изнутри,
которой он не мог бы сопротивляться, даже если бы и захотел этого. Следуя далее
по этой нити, мы обнаружили, что побуждающая сила пришла несомненно от монады.
Она решила и огласила своё решение и она, работая через "я", не будет
иметь никаких трудностей в приведении в гармонию всех последующих личностей.
Мы нашли и некоторые другие примеры того же феномена в ходе
исследований начала Шестой Коренной Расы. Заглядывая вперёд в жизнь Калифорнийской
Колонии, мы сразу же узнали хорошо знакомые "я" и тогда поставили
вопрос: "Ведь человек имеет свободную волю, можем ли мы быть абсолютно
уверены в том, что все эти люди будут там, как мы предвидим? Неужто никто из
них не упадёт по пути?" Дальнейшее исследование показало нам, что то же
самое происходило и с Алкионом. Определённые монады уже ответили на зов высших
Авторитетов и решили, что представляющие их личности будут помогать этой
достославной работе; и поэтому, ничего, что эти личности могут совершить за это
время, не помешает выполнению этого решения.
Но хотя это и так, что вас извне побуждают сделать это или
то — побуждающая сила — это вы сами, ваше истинное я. Никто кроме вас самих на
любой стадии роста не может связывать вас обещаниями. И раз монада решила, дело
будет сделано; для личности будет полезным, если она охотно и почтительно
поддаётся влиянию, различая голос сверху и сотрудничая с радостью; если же она
не сделает этого, то создаст для себя бесполезные страдания. Это сам человек —
тот, кто делает это, и он, в своей личности, должен осознать, что "я"
— это он сам, и на время согласиться с тем, что монада — это в ещё большей
степени он сам — окончательное и величайшее его выражение.
Несомненно, такая позиция должна быть наибольшим возможным
ободрением для человека, работающего здесь, внизу; это знание о том, что он на
самом деле — существо гораздо более великое и прекрасное, чем ему кажется, и
что имеется часть его, причём значительно б'ольшая, которая уже достигла того,
что он, как личность, ещё пытается достигнуть; и что всё, что он должен делать
здесь — это пытаться сделать себя совершенным каналом для действия высшего и
истинного "себя"; делать свою работу и попытаться помочь остальным,
поскольку он может быть фактором, пусть и микроскопическим, в продвижении
эволюции мира. Для того, кто знает, нет вопроса о спасении души; истинный
человек, который стоит за ним, не нуждается в спасении — ему нужно только,
чтобы низшая личность могла осознать и выразить его. Сам он уже и так божественен,
и всё, что ему нужно — это реализовать <В оригинале здесь — realize, что значит
одновременно и "осознать" и "реализовать" — прим. пер.>
себя во всех мирах и на всех возможных уровнях, чтобы во всех них Божественная
Сила через него могла работать одинаково, и так Бог будет всем во всём.
